Куда дети из королевской семьи Британии девают свои поношенные вещи

Как члены британской королевской семьи называют друг друга наедине
Королевская семья
Принято считать, что члены королевских семей живут в роскоши и не задумываются о бытовых вопросах. Однако, модная тенденция разумного потребления не обошла и особ монаршей крови

Яркое доказательство этому — пример принца Уильяма и принцессы Кэтрин.

Традиции разумного потребления

Принц Уильям и Кейт Миддлтон продемонстрировали, как можно сочетать королевский статус и заботу об окружающей среде. Они передают одежду своих детей, которые из нее выросли. Правда, носить вещи с «королевского плеча» выпадает не простим смертным, а родственникам самой Миддлтон. Так, например, в брендовых вещах Шарлотты, Луи и Джорджа щеголяет племянник Кейт Миддлтон.

Нотка ностальгии

Впрочем, как рассказал брат Кейт Джеймс Джеймс, дело не только в бережливом отношении к вещам и природе, но и в человеческом факторе. По его словам, сестра с принцем Уильямом испытывают трогательные ностальгические чувства, когда видят малыша в вещах своих детей. Поэтому Джеймс с радостью принимает детскую одежду в дар от Уильяма и Кейт.

Распространенная практика

На самом деле, Кейт и Уильям далеко не первые, кто взял на вооружение практику «делиться» одеждой. Так, еще в 2020 году Елизавета II подарила внучке — дочери герцога Йоркского принцессе Беатрисе — на свадьбу свое платье, которое носила в начале 1960-х годов. Да и ранее, когда принцы Чарльз, Эндрю и Эдвард были еще маленькими, они частенько донашивали одежду друг за другом.

Секонд-хенд

Вообще традиция «донашивать» одежду, довольно древняя. Понятие «секонд-хенд», что переводится как «вторые руки» зародилась в Англии в XVII веке. Приближенные короля за особые заслуги перед ним получали одежду с «барского плеча», в которой имели полное право щеголять, демонстрируя окружающим свой высокий статус. Верхом королевского признания — правда, лишь временно и без права публичного ношения — считалась передача плаща. Обладатель столь престижного дара на время становился «второй рукой» государства.