«Место для шага вперёд». Песня, написанная там, где казалось — дальше некуда
Весной 1988-го Виктор Цой вернулся из казахстанских гор с песней, в которой каждый до сих пор слышит себя перед главным выбором.
Весна 1988 года. Четверо мужчин в потрёпанном «Газике» карабкаются к Туюксу. Один из них — Виктор Цой. Другие — Мамонов, Нугманов и брат Нугманова. Все мёрзнут, смеются, останавливаются «облегчиться», а потом кто-то вдруг сочиняет песню, в которой неожиданно находится целая страна.
Место для шага вперёд — это не география. Это состояние. Иногда — это ледяной склон, где больше некуда идти. Иногда — кухня, чужая гитара, и момент, когда из замёрзшего пальца вдруг вырастает строчка.
Песня «Место для шага вперёд» — пятый трек на альбоме «Звезда по имени Солнце». Технически — дэнс-панк, джэнгл-поп, как напишут в Википедии. Но формально — одна из самых личных вещей Цоя, написанная, как выяснилось, не в студии, а в горах под Алма-Атой, на гитаре режиссёра Рашида Нугманова. Во время съёмок фильма «Игла».
Это была поездка, о которой никто не думал как о значимой. Просто собрались: Цой, Мамонов, Нугманов и его брат. Заехали в горы, замёрзли, постояли на ветру, зашли к старичку в избушку. Чай, разговоры, ехали обратно.
А потом — песня. «У меня есть братья, но нет родных». Эта строчка вывалилась как камень из кармана — будто давно там лежала. И Нугманов понял: это про него и брата. Не о тоске, а о родстве без крови.
Цой спел песню у него дома. Не репетировал, не правил — просто спел. И стало ясно: она про Алма-Ату, про одиночество, про то, как даже среди «братьев» ты всё равно стоишь один. Перед шагом. Без родных. Но всё ещё стоишь.
Иногда кажется, что Цой писал песни как инженер — чётко, точно, ритмично. Но «Место для шага вперёд» — не инженерная конструкция. Это последний шаг перед прыжком. Песня, в которой гремит тишина. В которой нет лозунга, зато есть настоящая фраза, после которой ты или идёшь — или остаёшься.
Она не стала гимном, её не ставили на митингах. Но её часто слушают в одиночку. Когда вдруг обнаруживаешь: дальше — страшно, но стоять — уже невозможно. И тогда в голове возникает не марш, а ритм. Спокойный, цепкий. Почти разговор.
Цой как будто говорил: ты не один. Просто у нас у всех — братья есть. А родных — нет.