• 80,89
  • 93,38

Булгаков этот дом не придумал: настоящий адрес МАССОЛИТа существует

Дом-музей Александра Герцена

В этом доме шумели споры писателей, а теперь звучат лекции студентов.

Булгаков не выдумал «Дом Грибоедова» из ниоткуда — у него был свой московский прототип. Реальный, с историей, с именем и даже с детской колыбелью будущего писателя-мыслителя.

Речь идёт об усадьбе Яковлева на Тверском бульваре, где в 1812 году родился Александр Герцен.

Дом, с которого всё началось

В начале XIX века этот особняк принадлежал сенатору Александру Яковлеву — дяде Герцена. Дом был изящным и строгим, построенным в духе классицизма, но в его стенах, как ни странно, родилась не только история одной семьи, но и целая литературная легенда.

Когда-то здесь звучали звуки фортепиано и шелест платьев, а спустя век — споры о социализме, поэзии и роли писателя в новой стране.

Как усадьба превратилась в «Дом Грибоедова»

После революции особняк заняли писательские организации — прежде всего Российская ассоциация пролетарских писателей (РАПП).

Именно этот факт и стал тем самым «ключом» для Михаила Булгакова. Он превратил реальный дом Герцена в литературный символ — «Дом Грибоедова», где заседает вымышленный МАССОЛИТ.

Булгаков видел, как литература превращается в бюрократию, а вдохновение — в отчёт. Так в романе появился дом с «рестораном, танцами и горячими котлетами по-домашнему» — и с острой сатирой на творческое сообщество Москвы 1920-х.

Реальность и вымысел переплелись

«Старинный двухэтажный дом кремового цвета помещался на бульварном кольце…» — писал Булгаков.

Читатель узнавал знакомое место — дом №25 на Тверском бульваре. Но в романе реальность смещается: этот дом становится театром, где разыгрывается вся московская литературная жизнь.

Так усадьба, где родился Герцен, превращается в гротескную сцену для героев Булгакова — место, где идеалы сталкиваются с карьеризмом, а искусство — с кухней.

Символ литературной Москвы

Сегодня это здание — часть Литературного института имени Горького. Здесь учатся новые поколения писателей, и в тишине старых залов по-прежнему слышится то самое эхо, в котором переплелись Герцен и Булгаков.