Тревожные бестселлеры: какие книги стали самыми нервными в 2025 году

В декабре эксперты из импринта «Лингва» от АСТ, издательства «Мир и Образование» и проекта «Скворцовские чтения» объявили сенсацию: слово года-2025 — «тревожность».

Это не просто модный термин из соцсетей, а зеркало эпохи, где каждый второй жалуется на нервы. Книжный сервис Литрес решил копнуть глубже и сравнил, как часто это слово мелькает в классике и свежей прозе.

Результаты шокируют: современные авторы в два раза чаще бьют по тревожным струнам, чем мастера прошлого.

Как считали тревогу в книгах

Аналитики Литрес взяли топ-1000 книг за последние пять лет. Классику ранжировали по бесплатным скачиваниям и продажам, а современную прозу — чисто по продажам. Искали «тревожность» и ее формы вроде «тревожен», «тревожно».

Выяснилось, что в 53% старых текстов слово всплывает хотя бы раз, а в свежих — аж в 84%.

Плюс современники используют его на 80% чаще, чем классики. Это как будто литература эволюционировала вместе с нами: раньше тревога пряталась в подтексте, а теперь выскакивает на каждом шагу.

Такие сдвиги не случайны. В России последние годы тема психического здоровья на подъеме — после пандемии, войн и экономических встрясок. По данным ВЦИОМ, около 60% москвичей отмечают рост тревоги за последние годы. Литература впитывает это, как губка.

Классика, полная скрытых страхов

Классические авторы не стеснялись копаться в душах, но «тревожность» они выражали реже. Тем не менее топ-5 самых нервных книг из старой школы бьет рекорды.

Лидер — незавершенный роман Максима Горького «Жизнь Клима Самгина». Здесь слово и его формы мелькают на 3500% чаще среднего по классике! Горький описывал революционные потрясения начала XX века через героя, чья жизнь рушится от смуты вокруг.

Климу Самгину приходится лавировать между большевиками и белыми, и его внутренний хаос — чистая тревога эпохи перемен.

На втором месте сборник Владимира Короленко «Слепой музыкант» — плюс 100% к среднему. Короленко, сам переживший ссылку и голод, вкладывал в истории слепого мальчика и его семьи всю боль русской глубинки.

Третье — «Пути небесные» Ивана Шмелева, где на 92% больше тревоги. Этот роман о революции и эмиграции полон потерь: Шмелев потерял сына и Россию, и книга дышит этим надломом.

Замыкают пятерку «Преступление и наказание» Достоевского и «Три страны света» Некрасова с Панаевой — по 90%.

Раскольников Достоевского мучается совестью, а герои Некрасова блуждают по свету в поисках смысла. Классика показывает: тревога вечна, она рождается из больших потрясений вроде войн и революций, пишет gazeta.ru.

Современники: трансгуманизм и хирургические будни

В свежей прозе тревога расцветает пышно. Первое место — серия Виктора Пелевина «TRANSHUMANISM INC.», где слово на 177% чаще среднего. Пелевин, король постмодернизма, смешивает технологии, бессмертие и цифровой ад.

Его герои в мире чипов и виртуальности тонут в экзистенциальном страхе — идеально для 2025-го, когда ИИ и нейросети уже стучатся в дверь.

Второе — «Сердце хирурга» Федора Углова, плюс 117%. Углов, легендарный хирург, писал мемуары о операциях и собственной борьбе с алкоголем. Его честность про давление профессии бьет в цель.

ретье — «Русская канарейка» Дины Рубиной с 92%. Рубина плетет саги о судьбах эмигрантов, где тревога — спутник каждого поворота.

Четвертое и пятое — романы Ирины Богдановой «Жизнь как на ладони. Книга 2» и «Многая лета», по 78%. Богданова рисует семейные драмы с мистикой, где повседневные страхи перерастают в нечто большее.

Что это значит для нас сегодня

Исследование Литрес подчеркивает: литература пульсирует в унисон с обществом. Классика тревожит революциями и совестью, современники — техно-будущим и личными кризисами.

В 2025-м, когда Москва кипит новостями о климате, политике и гаджетах, книги помогают осмыслить хаос.