О нём пел сам Высоцкий: история хутора, который стал границей между Москвой и простотой жизни

Высоцкий в своей песне упоминал Бутырский хутор как точку, где заканчивается город и начинается жизнь попроще. Название звучит почти по-деревенски, но за ним скрывается удивительная история: когда Москва только училась быть городом, именно здесь проходила её тихая, пахнущая сеном граница.

Как хутор стал частью Москвы

В старину слово «хутор» обозначало небольшое фермерское хозяйство, отделённое от деревни. А «Бутырский» — от соседнего села Бутырки, известного с XVI века. Оно стояло вдоль Дмитровской дороги, окружённое рощами и прудами.

В XIX веке рядом с ним появилось опытное сельскохозяйственное хозяйство — место, где московские учёные и землевладельцы пробовали «по науке» выращивать хлеб и разводить скот. Так и родилось название — Бутырский хутор.

Хутор задумывался как эксперимент: здесь строили амбары, сушилки, проводили опыты с почвами и удобрениями. Но земля оказалась тяжёлой, болотистой.

Зато само место быстро обжилось людьми — крестьяне, рабочие, студенты Московского общества сельского хозяйства основали первые постройки, а вдоль дороги потянулись лавки и кузницы.

Из пашни — в промышленный квартал

К началу XX века хутор постепенно терял сельский облик. На его месте появлялись склады, мастерские, а позже — заводы и пивоварни. После революции сюда пришло электричество, открылись коммунальные корпуса, и Бутырский хутор стал одним из первых совхозов в черте Москвы.

В 1950-е годы началась масштабная застройка: появились пятиэтажки, школы, магазины, новые улицы — Хуторские переулки, Милашенкова, Фонвизина.

И даже когда вокруг выросли высотки и трамвайные линии, само имя продолжало напоминать о прошлом.

От окраины к легенде

Сегодня Бутырский хутор — это уже не окраина, а живой район между Савёловским и Останкинским направлениями. Здесь шумят проспекты, работает метро, но в старых дворах всё ещё можно уловить атмосферу прошлого — тихую, домашнюю, как будто из другой эпохи.

И, может быть, поэтому Высоцкий когда-то спел про него не случайно. Для него Бутырский хутор был символом передышки — той черты, где заканчивается показная Москва и начинается настоящая жизнь.